БАБУШКИНЫ СОКРОВИЩА.
Бабушка умерла в восемьдесят шесть лет, вдруг за месяц потеряв свои жизненные силы. Умерла без страха и жалоб, тихо – приняв свой уход как положенное каждому.
Умом я понимала, но разлуку с ней приняла больно, знала, что буду скучать по ней. Прошло двадцать лет – так оно и есть.
Когда-то, очень давно, девочкой-сиротой она была отдана в услужение господам, так и служила у них до революции горничной. Служила ровно, честно, и жила без особых радостей и бед. После революции, когда господа уехали, выучилась шить, поступила на фабрику. Всю блокаду шила шинели в Ленинграде.
Была она маленького роста, с корявым после оспы лицом. Читать умела и любила, но писала с трудом. Часто ходила на лекции, концерты. А как рассказывала! Верила в Бога и дурного не делала.
Незадолго до смерти стала к ней готовиться: прибралась в комнате, отложила сумму на похороны и на наследство, что осталось от жизни, и задумалась о вещах. Жила всегда строго, лишнего не было, а ценного и совсем мало. Разве что пушистая апельсинного цвета покрывало, которое привезла ещё из Америки, где побывала когда-то с господами. Покрывало как-будто состояло из одного только нежного высокого ворса, основной ткани совсем не чувствовалось, хотя она-то и обеспечивала его долгую жизнь. Мне всегда хотелось погладить покрывало, но я боялась нарушить его покой и нарядность.
Ещё под кроватью в деревянном ящике у бабушки хранились и никогда не вынимались две рюмки и два фужера из княжеского хрусталя – прощальный подарок господ за честную службу.
Хрусталь был зеленоватого цвета, разрисован ажурным нежным рисунком. Поющий. Процедура пения бокалов походила на священнодейство: в чашку наливалась вода; рюмки, и фужеры ставились на самое безопасное место на столе на расстоянии друг от друга; осторожно протирались от пыли; затем указательный палец намачивался водой из чашки и, осторожно придерживая другой рукой рюмочку за нижнюю часть ножки, мокрым пальцем тихонько начинали водить по кромке бокала, постепенно ускоряя скольжение. Мы не дышали, ожидая.… Через несколько кругов в комнате раздавался тихий звон, затем он постепенно густел, распространялся по всей комнате, проникал в каждую клетку. Он колдовал, исполняя тончайшую мелодию, и наши души возносились в неземные высоты! Каждый из бокалов пел своим голосом, а вместе они составляли такой богатый квартет, что становилось даже страшновато? казалось, что стены и потолок не выдержат такого высокого звучания.
